Казачье Братство

Нет уз святее Братства!

Единоборства

«Монах» с черным поясом

Данное исследование стало возможным благодаря
Михаилу Николаевичу Лукашеву и Андрею Михайловичу Ларионову.
Именно они сделали очень многое, чтобы вернуть из небытия имя настоящего родоначальника самбо —
Василия Сергеевича Ощепкова.

Поражение в русско-японской войне заставило правительство России всерьез подумать о подготовке специалистов японского языка. В 1907 году «по просьбе военного начальства в Харбине и Хабаровске» в Японию было направлено 12 подростков для обучения в Токийской мужской семинарии: «для образования из них переводчиков японского языка». Среди них был и Василий Ощепков.

Он был разведчиком и изобретателем нового вида борьбы

Михаил Алексеев, к.и.н., «Родина» №8, 1997

Василий Ощепков

Находясь в Японии, Василий не мог не подпасть под магию японской национальной борьбы дзюдо («дзю» — гибкость, мягкость; «до» — путь). Создателем дзюдо считается Кано Дзигоро (1860—1938), открывший в Токио «специальную школу «кодокан дзюдо» (буквально «институт, где обучают дзюдо»). В. С. Ощепков. Именно сюда 29 октября 1911 года поступил Ощепков. Система обучения была не просто жестокой, она была безжалостной. К тому же в отношении японцев к русским еще чувствовались отзвуки недавней войны. Ученика душили, ему выкручивали руки, ломали ребра, а он по обычаю должен был смиренным поклоном благодарить за науку. Казалось, что русский больше не вернется в тренировочный зал. Но наступал следующий день, и Василий снова выходил на татами. Он не только успешно закончил школу, но уже через полгода после ее окончания — в июне 1913 года — получил право подпоясывать кимоно черным мастерским поясом. Событие чрезвычайно редкое, так как японцы крайне ревностно относились в ту пору к присуждению мастерских степеней — данов, и особенно иностранцам. Ощепков стал первым русским, заслужившим в те годы первый дан1.

В 1914 году Василий Сергеевич направляется на службу в разведывательное отделение штаба Приамурского военного округа во Владивосток. И сразу же по прибытии организует первый в России кружок японской борьбы, который просуществовал до 1920 года.

В апреле 1918 года японские войска высаживаются во Владивостоке и оккупируют Приморье. Не имея средств к существованию, Ощепков устраивается переводчиком русского языка в Управление военно-полевых сообщений японских войск. Спустя два года он оставляет службу, перебирается на Сахалин, в город Александровский, где родился двадцать восемь лет назад, и открывает небольшой кинематограф.

В 1923 году Ощепкова разыскал руководитель разведки (заведующий агентурой) 17-го Приморского корпуса товарищ Леонид и предложил сотрудничество. Василий раздумывал недолго — дал согласие собирать информацию о японских войсках на Сахалине.

Во второй половине 1924 года Ощепкову предложили выехать в Японию с разведывательными целями. Выбрали его не случайно, так как он в совершенстве знал японский язык, имел много знакомых в Японии и определенный опыт разведывательной работы на Сахалине; ко всему прочему у него был свой бизнес, дававший «крышу» для работы в Стране восходящего солнца. Между Ощепковым и разведывательным отделом штаба Сибирского военного округа были заключены «условия» разведывательной деятельности. Впредь он проходит по отчетным документам под номером 1/1043, псевдонимами «Японец» и «Монах».

22 ноября 1924 года Ощепков с женой переезжает из Шанхая в Кобе (портовый город на южном побережье острова Хонсю), который в то время являлся центром кинематографической деятельности Японии Цель поездки — изучение кинематографического рынка и прокат в японских кинотеатрах немецкого фильма, приобретенного в Шанхае. На руках у Ощепкова был японский паспорт, полученный благодаря связям от Сахалинской жандармского управления, и свидетельство, выданное этим же управлением, удостоверяющее, что он действительно является кинематографистом и политически благонадежен. Чтобы представить трудности, с которыми пришлось столкнуться Ощепкову в Японии при организации разведывательной работы, целесообразно привести выдержку из доклада, сделанного военным агентом в Японии Генерального штаба полковником Самойловым в 1908 году. Самойлов утверждал, что «в Японии разведка является делом особенно трудным и рискованным». Этот вывод русский военный агент сделал на основании следующих особенностей характера японского народа и условий жизни иностранцев в Стране восходящего солнца:

  • Патриотизм японцев, воспитанных в строгих правилах преданности «престолу и отечеству» и в очень редких случаях идущих на сотрудничество с иностранной разведкой. «Предлагающие свои услуги обычно бывают принуждены к этому денежными затруднениями вследствие игр и кутежей, а так как в Японии игры запрещены, то много шансов за то, что данное лицо уже находится под наблюдением полиции и за каждым шагом его следят, следовательно, он легко может попасться, что обыкновенно и бывает довольно скоро».
  • Скрытность и недоверчивость японцев. Их «никоим образом нельзя обвинить в болтливости. Многое из того, что в европейских странах является предметом обыденных разговоров офицеров и чиновников и пр., никогда не обсуждается вне присутственных мест, следовательно, уничтожается возможность кому бы то ни было услышать и воспользоваться этим для каких бы то ни было целей».

Расширительная трактовка понятия «секретность»:«В Японии секретными считаются многие вещи, которые вевропейских странах появляются в печати и продаются для публики: большая часть карт, все учебники военных училищ, штаты и пр. секреты». Широко распространенная в стране сеть осведомителей. «Укоренившаяся среди японцев привычка шпионить и подсматривать друг за другом выработала из них отличных агентов тайной полиции. В Японии не считается позорным ремесло доносчика и шпиона». Хорошо организованная служба жандармерии и полиции. «Без преувеличения можно сказать, что за всеми официальными лицами, живущими в Японии, по пятам следует агент полиции. Иногда он даже не скрывается, и в случае вопроса о том, зачем он неустанно следует, обыкновенно дается ответ, что это делается для безопасности... Японцы не стесняются осматривать вещи в отсутствии владельца, прочитывать письма, подслушивать...»

Не успели Ощепковы распаковать чемоданы, как порог номера пансионата в Кобе, где они остановились, переступил полицейский чиновник А., оказавшийся старым знакомым по Владивостоку — вместе служили в Управлении военно-полевых сообщений японских войск. С тех пор не проходило и дня без посещения полицейского. За Ощепковыми, их посетителями пристально следила прислуга.

Спустя два месяца, в январе 1925 года, под предлогом предоставления на цензуру привезенного фильма Ощепков из Шанхая выехал в Токио. Здесь он разыскал японца К., с которым учился в семинарии. Теперь К. служил преподавателем в военном училище. Памятуя о добрых с ним отношениях в прошлом, Ощепков решил привлечь его к сотрудничеству с разведкой. Общие воспоминания и взаимные симпатии, сохранившиеся со школьной скамьи, предопределили согласие К. выполнить «несколько пустяковых поручений».

Прошло отпущенных два месяца, необходимо было ехать в Шанхай для доклада. Однако предлога для поездки не находилось, и в феврале Ощепков выезжает в Харбин якобы для свидания с представителями кинематографического общества «Алексеев и К°».

На встрече с представителем разведывательного отдела штаба Сибирского военного округа Заколодкиным Ощепков доложил о состоянии дел и о согласии К. выполнять его задания. Василию Сергеевичу было рекомендовано поручить японцу добыть какой-либо документ, «чтобы таким образом держать его в руках, а также стараться найти связь из Японии». Ощепков возразил: наладить работу с К. он сможет лишь после переезда в Токио, а для этого у него нет пока подходящего предлога.

В Кобе Василий Сергеевич вернулся с новыми фильмами и этим оправдал свою поездку в глазах полиции. С его возвращением возобновились и посещения полицейского чиновника А., который совмещал приятное с полезным. Здесь его всегда ожидала рюмка сакэ и деньги, которые хозяин дома был готов дать в долг, не оговаривая сроков возврата.

Вопрос переезда в Токио по-прежнему оставался открытым. И здесь помог случай. В июне 1925 года Ощепков получил предложение от германской кинематографической фирмы «Вести» занять должность заведующего токийским отделением фирмы. Наконец появился убедительный повод для переезда в Токио.

Согласно отчетным документам разведывательного отдела Сибирского военного округа (по состоянию на 1 октября 1925 года), Ощепков и его деятельность характеризовались следующим образом: «Источник № 1/1043, кличка «Японец», беспартийный, русский, профессия — переводчик с японского языка. Имеет связи во всех кругах Японии. Служит представителем германской кинокомпании «Вести». Окончил японскую гимназию. Владеет японским, русским и английским языками. Знает Японию, Сахалин и Маньчжурию. Бывший контрразведчик штаба Амурского военного округа. Смел, развит, честен. Ведет военно-политическую, экономическую разведку... и держит связь с источником № 2/1044. Постоянное местожительство Токио»*.

К моменту переезда в Токио преподаватель военного училища К. был включен в состав агентурной сети и характеризовался следующим образом: «Источник №2/1044, кличка «Чепчин». Работает с марта 1925 года. Японец, преподаватель Токийского военного училища. Владеет русским и японским языками. Знает Японию. Большой трус. Работает, видимо, под давлением острой материальной нужды и влиянием дружбы с «Японцем». Завербован последним. Постоянное место жительства Токио. Ведет военно-политическую разведку»(5). Включение «Чепчина» в агентурную сеть уже в октябре 1925 года было безусловно преждевременным шагом, так как работа с ним только налаживалась.

В Токио Ощепковы по рекомендации фирмы «Вести» на первых порах останавливаются в немецком пансионе барона Шмидта. С этого момента Василий Сергеевич активно занимается разведдеятельностью согласно составленному им плану:

  • Прежде всего установить, в каких учреждениях служат учившиеся со мной в японской школе японцы (во всех документах Ощепков избегает упоминания о семинарии. - М. А.).
  • Найти подходящую квартиру вблизи расположения какого-либо полка.
  • Записаться членом спортивного клуба «Дзю-дзюцу» в районе расположения полка.
  • Завязать знакомства с теми студентами, в семье которых имеется кто-нибудь из военных,
  • Завязать знакомство с фотографом, выполняющим работу для полка.
  • В случае необходимости поручить жене открыть курсы русского языка.
  • Установить время и место регулярного свидания с сотрудником Чепчиным (японец К.).
  • Наладить связь с Плешаковым, который служил в Центросоюзе в Хакодате, через которого была единственная возможность сдавать материалы для отправки во Владивосток или Харбин.
  • Познакомиться с русским служащим в интересных для меня учреждениях.
  • Чаще встречаться с товарищем по школе Сазоновым, который являлся правой рукой атамана Семенова, и через него познакомиться с лицами из политических и военных кругов Японии.

Что удалось выполнить из этого плана с конца сентября 1925 года по начало апреля 1926-го?

Уже в октябре Ощепков разыскивает некоторых из своих товарищей по семинарии. Трое из них, М., Р. и Ц., служили в полиции. Причем Р. был настолько расположен к своему бывшему однокласснику, что через несколько встреч сообщил, что с момента переезда в Токио за Ощепковым было установлено наружное наблюдение, продолжавшееся три недели. Дальнейший контроль за ним, по словам Р., возложен на М., который будет изредка навещать его. Подобные функции, утверждал Р., исполняет и прислуга пансионата.

Бывшие семинаристы служили также в министерствах иностранных и внутренних дел, работали в прессе.

После переезда на новую квартиру, находившуюся рядом с казармами 3-го Азабского полка, Ощепков стал посещать Азабский спортивный клуб «дзю-дзюцу». Среди тренирующихся он выделил трех унтер-офицеров. Но затем одного из них отмел — чересчур фанатичен. Двое других — интендант и строевик — охотно вступали с ним в контакт.

Ощепков завязал знакомство с фотографом, ателье которого находилось напротив 1-го Азабского полка. В альбоме фотографа он наткнулся на снимки увольняющихся солдат, а также расписание занятий, проводимых в полку.

К апрелю 1926 года «Чепчиным» были добыты уставы всех родов войск и учебники по тактике, некоторые не подлежащие продаже издания типографии «Кайкоо-ся», выполняющей заказы Министерства обороны и Генерального штаба, программы занятий в военном училище. «Чепчин» по рекомендации Ощепкова выписал на свой адрес специальные военные журналы и газеты и завел досье по военным проблемам.

С Владимиром Дмитриевичем Плешаковым, окончившим семинарию первым учеником, Ощепкова связывала близкая и искренняя дружба. С мая 1923 года Плешаков был привлечен к сотрудничеству с разведкой и работал переводчиком в Центросоюзе в Хакодате, о чем знал Ощепков. Именно Плешакова Ощепков предлагал для связи с Центром. С этой целью он считал необходимым перевести друга на должность переводчика в торгпредство в Токио, тогда их встречи не вызывали бы у полиции подозрений.

Познакомился Ощепков также с переводчиком фирмы «Мицубиси» русским Ю., который пользовался полным доверием руководства фирмы.

Через бывшего семинариста Сазонова Василий Сергеевич вышел и на атамана Семенова, который носился с идеей создания «союза религий» в целях борьбы с растущим атеизмом. Он же отстаивал «свои права», полученные от монгольских князей, на развитие лесных концессий в Монголии и судился за «свои миллионы», находящиеся в банках Японии.

Написанное на бумаге стало обретать плоть. Казалось, что результаты не заставят себя долго ждать.

В первых числах марта 1926 года состоялась встреча «Монаха» с одним из работников разведки — Бабичевым. Перед Ощепковым поставили задачу выяснить организацию японских вооруженных сил от отделения до высших соединений и установить, как технически оснащена японская армия. При этом был дан совет: если «Чепчин» «не может достать ничего ценного», подыскивать другого агента. Предстояло также «создать сотрудника в Министерстве иностранной дел и направить всю работу на выяснение политики японцев в Китае».

Спустя месяц на имя Ощепкова поступила телеграмма от Совкино, приглашающая его немедленно приехать для переговоров по поводу организации кинопрокатного дела в Японии — Центр хотел срочно видеть Ощепкова. Василий Сергеевич телеграфировал: выехать не могу в связи с болезнью жены, подробности письмом. Однако вскоре его вызвали в консульство СССР, якобы по вопросу, относящемуся к пребыванию жены Ощепкова в Японии. В консульстве, ссылаясь на телеграмму из Владивостока, потребовали его немедленного отъезда.

Попытка объяснить, что въезд в СССР для лица, не являющегося советским подданным (каковым на данный момент формально и был Ощепков), сопряжен с целым рядом формальностей, а посему не может и не должен быть срочным в глазах местных властей, оказалась тщетной. Ощепков, рассчитывавший вернуться через неделю-другую, уехал налегке, не предупредив «Чепчина» и перспективных знакомых, оставив больную жену.

В день прибытия во Владивосток у него состоялся разговор с начальником разведотдела Заколодкиным. С первых же слов стало ясно, что речь идет не о срочном вызове, а о прекращении командировки. Причин для этого называлось несколько. Первая — неудовлетворительная работа агента «Чепчина», который с момента вербовки «почти совершенно не работал». Ощепков, по утверждению Заколодкина, «не имел налицо никаких документов от «Чепчина» в принадлежности его к нашей работе... Все представляемые отделу материалы по своему содержанию говорят за то, что «Чепчика» трудов в них нет, так как естественно, что, служа в военной школе, «Чепчик» в первую очередь завел бы материалы относительно последней». Вторая причина — «в крайней степени неплодотворная работа в целом самого Ощепкова, выразившаяся в «предоставлении нескольких донесений по вопросам, совершенно не отвечающим нашим заданиям, данным в разное время». Ну и, наконец, деньги, которых Ощеп-ков «поглощал очень много». Было даже высказано предположение, что суммы, предназначенные агенту, «пошли в карман резидента». В заключение Заколодкин напомнил о подвалах ГПУ, гнить бы в которых Ощепкову, не будь он таким нужным и ценным человеком.

Ощепков, в целом принимая упреки в неэффективной работе, пытался объяснить, что отсутствие сиюминутных результатов явилось следствием его «полной неподготовленности к работе вообще», а также непродолжительности пребывания в Японии. Так, из одного года и трех месяцев командировки (с 24 ноября 1924 года по 5 апреля 1926-го) семь месяцев он находился в Кобе под полицейским надзором, месяц в Харбине. Ощепков в целом категорически отверг отрицательную характеристику своей деятельности и утверждал, что агент «Чепчин» только начинает втягиваться в сотрудничество с разведкой. При этом он усомнился, что все материалы, переданные «Чепчиным», не представляют никакого интереса для разведки. «Ведь должна быть груда ценных материалов, если они переведены на русский язык», — недоумевал Василий Сергеевич. И недоумение его было оправданным — материалы, добытые «Чепчиным», без перевода отправлялись в Москву, в Разведывательное управление. Нашли ли они в столице своего потребителя? Скорее всего, нет.

По вопросу о расходовании «колоссальной суммы денег», что не было подкреплено никакими документами, Ощепков утверждал, что «абсолютно ничего не должен». Стремясь снять с себя обвинения в растранжиривании народных денег, он предложил свое еще не распроданное киноимущество, рыночная стоимость которого составляла внушительную сумму. Пытаясь объясниться с начальством, Василий Сергеевич повторял: «...прежде чем обвинять меня, нужно: 1) знать самому условия работы; 2) вспомнить, было ли правильное руководство в моей работе; 3) 6ыла ли налажена регулярная связь из Владивостока ко мне; 4) высылались ли мне аккуратно средства; 5) было ли принято во внимание содержание моих писем, в которых я неоднократно подчеркивал тот тупик, из которого не находил выхода; 6) был ли дан мне правильный план работы...»

Ощепков просил дать возможность вернуться в Токио и безболезненно ликвидировать имеющиеся связи под предлогом перехода на работу в Совкино. Но Заколодкин был непреклонен — остаться в отделе и пройти разведывательную подготовку. Однако уже 15 апреля 1926 года «в связи с невозможностью дальнейшего использования в Японии» Ощепков В. С. назначается на должность переводчика 7-го (разведывательного) отдела штаба Сибирского военного округа. Именно с этого момента исчисляется срок его службы в Красной Армии. Всем своим знакомым Ощепков сообщает, что ГПУ не дает разрешения на выезд за границу из-за того, что в 1924 году он прибыл в Японию без советского заграничного паспорта. В настоящее время он якобы нигде не служит и добывает средства к существованию преподаванием «дзю-дзюцу» во владивостокском клубе физкультуры, а также ведет переговоры с Совкино в Москве на предмет выезда в Японию для организации кинопроката советских фильмов.

Полтора года спустя выпускник Восточного факультета Военной академии РККА Комаров, назначенный на руководящую должность в разведотдел штаба Сибирского военного округа, «следуя обещанию поделиться впечатлениями», представил доклад о постановке работы начальнику Разведупра Яну Карловичу Берзину. Впечатления были в основном негативные. «Я хочу выразить глубокое возмущение по поводу снятия с работы Ощепкова, — писал Комаров, — этот факт не лезет ни в какие ворота.... Я глубоко убежден, что если бы в свое время было дано надлежащее руководство, он во сто крат окупил бы затраты на него... Это тип, которого нам едва ли придется иметь когда-либо... Я полагаю, что если бы вы дали нам Ощепкова сейчас, мы сделали бы из него работника такого, о котором может быть не позволяем себе и думать», — утверждал этот сдержанный на похвалы человек. Но письмо Берзину ничего не изменило.

Вернувшись во Владивосток, Ощепков возобновляет свою тренерскую работу. Уже в 1926 году он начинает преподавать на шестимесячных курсах инструкторов дзюдо, организованных Приморским губернским советом физической культуры во Владивостоке.

Через год его переводят в Новосибирск все в том же качестве военного переводчика разведывательного отдела. Услугами редкого специалиста поспешили воспользоваться — создаются учебные группы по изучению приемов самозащиты при штабе Сибирского военного округа, школе милиции, обществе «Динамо».

Работа в разведотделе штаба округа начинает тяготить. Ощепкову 36 лет, и появляется ощущение, что «израсходовал без толку добрую половину своих молодых лет». Отныне все надежды он связывает с переездом в Москву или Ленинград. В августе 1929 года Василий Сергеевич пишет письмо одному из своих знакомых по работе в штабе Сибирского военного округа, переведенному накануне в Москву". Он просит, заклинает помочь выбраться из Сибири. При этом он видит себя или в качестве переводчика Разведупра, или «преподавателя джиу-джицу в ленинградской школе физо». Ответная реакция последовала на удивление быстро.

Уже в конце сентября 1929 года Инспекция физической подготовки РККА вызвала Ощепкова в Москву для участия в разработке нового наставления по рукопашному бою как обязательной части физической подготовки воинов армии и флота.

По прибытии в столицу Ощепков назначается на работу в Центральный Дом Красной Армии (ЦДКА) на должность инструктора дзюдо, одновременно он начинает преподавать в Государственном центральном институте физической культуры (ГЦИФК).

Декабрьский номер журнала «Физкультура и спорт» за 1929 год довел до сведения своих читателей об открытии при спортивном секторе ЦДКА двухмесячных курсов дзюдо. «В программу занятий, — сообщалось в журнале, — войдут: 1) броски, рычаги, удары руками и ногами и удушения; 2) приемы самозащиты невооруженного против вооруженного винтовкой, револьвером, саблей, ножом или другим холодным оружием ближнего боя; 3) приемы схватки двух невооруженных. За основу будет принята японская система самозащиты «дзюу-до», как наиболее проработанная, а главное, представляющая собой уже готовый комплекс различием приемов самозащиты... Курсами будет руководите инструктор т. Ощепков, окончивший институт «Кодокан-дзюу-до» в Японии (в Токио)».

Василий Сергеевич каждый раз начинал работу с впечатляющей демонстрации приемов самозащиты и обезоруживания. Перед зрителями представал рослый, крепко сложенный, бритоголовый мужчина в костюме полувоенного образца — гимнастерке без петлиц, галифе и крагах (его неизменной обуви). На него одновременно нападало по нескольку «противников, невооруженных и вооруженных — рубили шашкой, кололи штыком, били палкой, наносили удары кинжалом, стреляли в упор из пистолета. Оружие бегло отнюдь не «демонстрационным»... Все было по-настоящему: отлетали в сторону выбитые ножи, винтовка или пистолет оказывались в руках у Ощепкова, так и не успев выстрелить, а противники как снопы валились на пол или же вскрикивали, попав на железную хватку болевого приема».

Тогда же, в самом начале 30-х годов, был утвержден наш знаменитый физкультурный комплекс «Готов к труду и обороне». В качестве одной из норм ГТО второй ступени были введены приемы самозащиты и обезоруживания не только для мужчин, но и для женщин. Ведущую роль в разработке этого норматива ГТО сыграл Ощепков.

В сентябре 1932 года в ГЦИФК вводится новая учебная дисциплина, обязательная для всех студентов, — дзюдо, преподавателем которой становится В. С. Ощепков. Теоретические основы курса были изложены им в специи специальном учебном пособии, которое сам Василий Сергеевич скромно назвал конспектом". Ощепков изучает национальные виды борьбы, такие, как чидаоба (грузинская), кураш (узбекская), гюлеш (азербайджанская) и другие. Не обходит вниманием он швейцарскую, или русско-швейцарскую, борьбу на поясах, финско-французскую (по терминологии тех лет), то есть классическую, и вольно-американскую — вольную борьбу, ушу, английский и французский бокс.

Постепенно складывается новая по содержанию борьба вольного стиля. Дзюдо медленно, но необратимо трансформируется, вбирает в себя элементы многих других международных и национальных видов борьбы.

В начале 1934/35 учебного года в ГЦОЛИФК (так теперь называется ГЦИФК) вводится «Программа нормального учебного плана (минимум) по дзюу-до», спортивный раздел которой назван «Борьба вольного стиля (дзюу-до)». Этим закреплялась эволюция дзюдо и заявлялось о появлении нового вида борьбы.

В 1934 году Василий Сергеевич создает первую спортивную секцию по борьбе вольного стиля (дзюдо) в обществе «Крылья Советов»; впоследствии такие секции появляются во многих институтах и спортивных обществах Москвы и Ленинграда.

В марте 1935 года проведен первый чемпионат столицы по борьбе вольного стиля (дзюдо). В июне подобный чемпионат был организован в Ленинграде. В 1937 году усилиями Василия Сергеевича создается Всесоюзная секция (федерация) борьбы вольного стиля (дзюдо), председателем которой он и становится.

Ощепков прекрасно видел несомненные достоинства дзюдо. Но он не уставал повторять своим ученикам, что борьбу следует не просто пассивно изучать, «но и добиться применения ее в деле укрепления обороноспособности нашей страны, обогатив ее нашими достижениями в смысле методики ее изучения и техники выполнения ее приемов». Появляются болевые приемы на ноги, которые в спортивном спортивном дзюдо не использовались. Ритуальность сводится к рукопожатию соперников. Меняется терминология и даже одежда спортсменов. Вместо свободных японских кимоно вводятся приталенные, более узкие куртки. Отказались и от дзюдоистских панталон, заменив их спортивными трусами. Боролись теперь не на татами, а на матах, не босиком, как японцы, а в «борцовках» — специальных легких ботинках. Наличие мягкого борцовского ковра способствовало развитию техники борьбы лежа.

Василий Сергеевич напряженно работает над книгой «Борьба вольного стиля», обобщая опыт своей долголетней творческой деятельности. Однако закончить этот капитальный труд Ощепкову не удалось. Чистка центральных и зарубежных органов военной разведки от «чуждых и враждебных элементов» набирала обороты. Под скорую руку НКВД попадали не только действующие, но и бывшие разведчики, давно отошедшие от активной работы. Дошла очередь и до Василия Сергеевича. 29 сентября 1937 года на Лубянке было принято так называемое «Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения». Из него следовало, что «Ощепков Василий Сергеевич достаточно изобличается в том, что, проживая в СССР, занимается шпионажем в пользу Японии». В этой связи предусматривалось «гражданина Ощепкова привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58 п. 6». Мерой пресечения «способов уклонения от следствия и суда» было избрано содержание под стражей. А в ночь на 2 октября Ощепковых разбудил требовательный и долгий звонок в дверь квартиры.

На десятый день после ареста Ощепкова уже не было в живых. О разыгравшейся трагедии в застенках ГПУ материалы следствия хранят молчание. В деле же зафиксировано только следующее: «Можно предположить, что смерть наступила во время приступа грудной жабы».

Арест Ощепкова не повлек за собой, как это часто случалось, цепную реакцию арестов невинных людей. Он никого не оклеветал на допросах. Его смерть оборвала «ощепковскую нить» следствия, и сотрудники НКВД уже не смогли нанизывать на нее судьбы и жизни новых жертв.

Смерть Ощепкова до суда не означала, однако, его реабилитации. Ученикам Ощепкова необходимо было спасать не только самих себя, но и новый вид спорта. А сделать это можно было, лишь перечеркнув и предав глухому забвению имя учителя, а вместе с ним и «подозрительные» японские корни преподававшейся им борьбы. Решили «окрестить» ощепковскую борьбу новым, «непорочным» названием, а значит, дать ей и новую, «чистую» анкету.

В июле 1938 года в Москве состоялась первая Всесоюзная конференция по борьбе вольного стиля (дзюдо), на которой был принят ряд важных решений. Так, борьбу вольного стиля (дзюдо) переименовали в борьбу вольного стиля.

К концу 1938 года принимается следующее ее определение: «Борьба вольною стиля в СССР сложилась из наиболее ценных элементов национальных видов борьбы нашею необъятною Союза (Грузинской, Таджикской, Казахской, Узбекской, Татарской, Карачаевской) и некоторых лучших приемов из других видов борьбы, представляет собой чрезвычайно ценный по своему многообразию техники и оборонному значению вид спорта»15.

Так подозрительной борьбе была придана абсолютно лояльная и даже похвально патриотическая биография.

Созданной Ощепковым борьбе еще дважды пришлось менять название. В 1940 году из борьбы вольного стиля она превращается в вольную борьбу, хотя борьба под таким названием имела широкое распространение вне Советского Союза и еще в 1904 году была включена в программу Олимпийских игр. Более того, вольная борьба по международным правилам начала культивироваться и в самом СССР. Так в рамках советского спорта оказались два различных единоборства под одним и тем же названием. Потребовалось семь лет, чтобы устранить эту несуразность. В 1947 году вольная борьба в очередной и последний раз переименовывается в самбо — самозащита без оружия. Название это (автором этой аббревиатуры являлся В. А. Спиридонов16, стоявший у истоков создания системы рукопашного боя) прижилось, а самбо как вид спортивной борьбы выходит за рамки Советского Союза, овладевает Востоком и Западом. С 1973 года проводятся чемпионаты мира по самбо, а с 1980-го эта дисциплина включена в программу Олимпийских игр.

Воспользовавшись сложившейся ситуацией, свои права на авторство заявил один из талантливых учеников В. С. Ощепкова. Заявил и активно участвовал в упрочении мифа о своем приоритете...

Примечания
  1. Лукашев М. Сотворение самбо//Физкультура и спорт. 1991. № 9, 10;Ларионов А. М., Потапчук А.Н. Развитие рукопашного боя в Вооруженных Силах СССР. Л., 1985.
  2. Бурлаков Леонид Яковлевич (Аркадий), 1897 г. р.
  3. Принятая в то время форма закрепления отношений Центра и разведчика, направляемого в командировку.
  4. РГВА. Ф. 37967. Оп. 3918. А 1. Л. 16.
  5. Там же.
  6. Там же. Оп. 277. Д. 5. Л. 57-80.
  7. Бабичев Михаил Агапович («Яхонтов») в Японии работал с 1925года под «крышей» Совторгфлота. Японского языка не знал, опыта зарубежной работы не имел, «нуждался в постоянном руководстве».
  8. РГВА. Ф. 37967. Оп. 277. А 5. Л. 75.
  9. Согласно «Отчету о работе информационно-статистического отдела Разведывательного управления штаба РККА за 1924-1925операционный год», в разделе «Степень освещенности различных стран» отмечалось, что по странам Востока в целом «Разведупром накоплен огромный материал, который лишь частично обработан и непрерывно пополняется новыми материалами». Вместе с тем констатировалось, что необходимо«освещение во всех деталях вооруженных сил Японии, которая в силу политических и иных условий до сих пор охватывалась нашим агентурным аппаратом в недостаточной мере...».
  10. РГВА. Ф. 37967. On. 277. А 5. Л. 78.
  11. Там же. Л. 79.
  12. Лукашев М. Указ. соч.
  13. Практика физических упражнений. Дзюу-до//Сборник материалов по учебным дисциплинам.1932/33 уч. г. М., 1934. «Практика»стала единственным учебным пособием для проведения занятий по самозащите во всех физкультурных учебных заведениях страны.
  14. Лукашев М. Указ. соч.
  15. Там же.
  16. Спиридонов Виктор Афанасьевич, участник русско-японской и первой мировой войн. С 1923 года руководит секцией «джиу-джицу» в Московском пролетарском обществе «Динамо». На базе джиу-джитсу, французской и вольно-американской борьбы, бокса и ряда других единоборств создает боевую систему рукопашного боя, предназначенную исключительно для сотрудников милиции. В 1925 году Спиридонов называет созданную им борьбу «самозащита», затем «самоз» и в 1933 году — «самбо». Разрабатывает он и чисто спортивный вариант, по которому проводятся закрытые соревнования. На развитие рукопашного боя в РККА и тем более спортивной борьбы в других организациях «самбо» Спиридонова никакого влияния не оказало.
Сайт управляется системой uCoz