Е.Ф.Морозов
Брать, делить и использовать – это элементарные
процессы истории человечества,
три акта первородной драмы.
Карл Шмитт.
Новый «номос» земли.
Призрак бродит по России, призрак превращения земли в рыночный товар. Уже давно маячит он на горизонте, но в последние месяцы начал становиться всё более материальным, обретать плоть и вес. За истёкшие десять лет мы наслушались немало сладких обещаний и грозных предостережений по этому поводу. Сладкопевцы взахлёб рассказывают нам, что, как только земля будет превращена в товар, тут же реки потекут молоком и мёдом, а все мы не будем ничего делать и жить «как в Америке» (сиречь, как в голливудских фильмах, несущих «американский образ жизни» в недоразвитые массы слаборазвитых стран). Грозные пророки, наоборот, предрекают, что небеса рухнут на наши головы и т. п. Что же будет на самом деле, и как целесообразно поступать с землёй? Попробуем разобраться сами.
Земля наша велика и обильна, но наряда в ней нет ...
Ипатьевская летопись
Начинать приходится с него, если мы хотим оценить значение земли, как геополитической категории. В геоэкономике, правда, обычно применяется категория «ландшафт». Под этим термином понимается вся совокупность природных условий, из которых этнос (социум), расположенный в данном ландшафте, извлекает все необходимые для своего существования и развития средства. В чисто географическом понимании это совокупность ресурсов территории, акваторий и воздушного пространства над ними, т. е. климатических ресурсов. В чисто экономическом понимании ландшафт – совокупность природных ресурсов.
Важность ландшафта для экономики социума не приходится разъяснять. Любая нормальная экономика строится на использовании ландшафтных ресурсов и представляет собой многократно повторяющийся цикл: извлечение сырья из ландшафта - переработка его в готовый продукт - реализация готового продукта - возвращение возможно большей части средств, полученных от реализации готового продукта (частью также сырья и полуфабрикатов) для восстановления ландшафтных ресурсов и расширения добычи сырья (а, попутно, и масштабов его переработки).
Процесс извлечения (получения) сырья осуществляется в горнодобывающей промышленности (добыча полезных ископаемых), сельском хозяйстве (сбор растительного сырья, как продовольственного, так и технического), лесной промышленности, а также в рыболовецко-охотничьем хозяйстве. Возможности получения сырья из вмещающего ландшафта выражают потенциал национального богатства, т. е. размер национального богатства, который данный социум может иметь при полном использовании возможностей получения сырья.
Слишком долго было бы перечислять отрасли перерабатывающей промышленности, напомним только её основные направления – энергетическая (выработка энергии для обеспечения сырьедобычи, её переработки и бытовых нужд населения), продовольственная, лёгкая (обеспечение бытовых потребностей населения), машиностроительная (создание технологических средств) и собственно перерабатывающая, т. е. превращающая сырьё в готовый к использованию в основных видах промышленности материал (химическая, металлургическая, деревообрабатывающая и т. п.). Если добывающий комплекс экономики выражает собой потенциал национального богатства, то перерабатывающий комплекс собственно и превращает национальное богатство из потенциального в реальное.
Далее наступает очередь такой важной сферы экономики, как сфера услуг, т. е. реализации готового продукта – в первую очередь торговля. Торговля, как внутренняя, так и международная – это и есть процесс получения дохода от национального богатства. Причём мы имеем в виду торговлю не только продукцией, но и услугами – в первую очередь социальными, медицинскими, образовательными и, не в последнюю очередь, рекреационными (туризм, отдых и пр. деятельность, обеспечивающая восстановление биологической энергии трудовых ресурсов для следующих экономических циклов).
И последнее, но не по значению – направление части национального дохода на восстановление ресурсов ландшафта и расширение масштабов переработки. При этом не следует забывать, что есть ресурсы восстанавливаемые (например, леса или пахотные земли), а есть и невосстановимые (полезные ископаемые, сроки образования которых несопоставимы с историческим временем, но только с геологическим). Сразу видно, что именно на этом этапе экономического цикла наиболее важна регулирующая и контролирующая роль государства, прежде всего для сдерживания аппетита хищников, способных за несколько лет выбрать полезные ископаемые и выбросить их за рубеж по демпинговым ценам, оставив страну без них, или истощить пахотную землю и предоставить желающим тратить огромные средства на их восстановление.
Что же имеет наша Россия в геоэкономическом плане? Сразу отметим, что статистика последнего десятилетия находится в глубоком упадке, практически не позволяющем оценить даже наиболее важные экономические показатели. Автору пришлось несколько лет назад участвовать в разработке фундаментального географического труда по России (до сих пор не вышел за отсутствием средств на издание) в составе коллектива из более чем тысячи ведущих специалистов в различных областях географических наук. Самый большой и именитый коллектив разрабатывал главу «Экономика России» и на всех совещаниях экономогеографы твердили одно и то же – о невозможности получения статистических данных. Поэтому наш читатель должен всегда помнить о том, что все статистические данные по экономике России во всех современных трудах и изданиях носят оценочный характер. Мы же, ввиду застарелого отвращения к оценочным данным, постараемся давать поменьше цифр, хотя совсем без них тоже не обойтись.
Мы уже писали, что Российская Федерация, в отличие от СССР, не может похвастаться полной автаркией, т. е. обеспеченностью сырьём. В СССР не было только одного вида стратегического сырья – натурального каучука, и то в своё время нашли на Памире его заменитель (кок-сагыз) и в 40-х гг. начали его культивирование. Ну, Сталин умер, а среди его преемников так и не нашлось человека, способного внедрить этот важный вид растительного сырья. А теперь и Памир далеко от нас. Нет уже у нас и былой «таблицы Менделеева». Половина месторождений редкоземельных элементов осталась в Центральной Азии, марганец – на Украине и в Грузии.
Правда, если в России остались 50 % населения СССР, то энергоносителей у нас осталось порядка 70 % (мы говорим о разрабатываемых месторождениях).
Резко изменилась ресурсная база и в сельском хозяйстве, в том числе в вопросе наличия земельных ресурсов, вследствие политических пертурбаций последних времён. Если ранее СССР имел под вечной мерзлотой 55 % территории, то после 1991 г. РФ имеет под вечной мерзлотой уже 65 % территории (практически вся вечная мерзлота СССР досталась нам). Почти вся остальная территория РФ входит в зону нестабильных условий ведения сельского хозяйства. Потеряв (точнее, бросив!) плодороднейшие земли степного пояса, за которые триста лет проливали свою и чужую кровь наши предки, мы сейчас имеем только три района вызревания пшеницы – Центрально-Чернозёмный район, Северный Кавказ и Степной Алтай, два района вызревания риса – Кубань и Южное Приморье, один район интенсивного садоводства и выращивания технических культур – всё тот же Северный Кавказ.
Напомним, что все эти процессы происходят не в стабильном морском субтропическом климате Франции или Италии. Здесь, между ледяными морями Севера и пылающим горнилом пустынь Юга, трудозатраты на поддержание существования населения много больше, чем в климатически благополучных Соединённых Штатах или благодатной Японии. И наиболее благоприятные климатические ресурсы остались в Прибалтике, Белоруссии, Украине, Молдавии, в Закавказье.
Сократились и рыболовные акватории, прежде всего в результате резкого сокращения выходов к Балтийскому и Чёрному морям. От рыболовных зон Каспия и Азовского моря остались лишь огрызки. Правда, в полном распоряжении России находятся богатейшие ресурсы морепродуктов Севера и Тихого океана и в потенциальном выражении рыбные ресурсы России даже выросли. Но, ввиду неразработанности этих акваторий, реально в пищевом выражении морепродукты с прежних 3 % пищевого рациона советского гражданина переместилась на 2 % в рационе россиянина.
Единственное, что увеличилось не только потенциально, но и практически, на душу населения, – лесные (а с ними и охотничьи зоны) и водные ресурсы. Они почти целиком перешли от СССР к России. И слава Богу, а то ведь как вспомнишь какой-нибудь проект поворота северных рек, так и вздрогнешь ...
В общем, хотя мы и не знаем точно, что у нас есть, но, по-видимому, сырья хватает и на обеспечение, и на развитие экономики. Другой вопрос, как это сырьё используется. Ни для кого не секрет, что мы продаём за границу непомерно много сырья и полуфабрикатов, так много и так дёшево, что в мире возникло и ширится движение против российского демпинга.
Российское правительство как будто специально делает всё не так, как это делается в нормальной экономике. Оно уделяет основное внимание сырьевому комплексу, причём именно с целью продажи сырья за рубеж, вследствие чего вырождается перерабатывающий комплекс. В торговле оно делает основной упор на ввоз продукции (и услуг тоже) из-за границы, а дисбаланс цен возлагает на население. Поскольку население не в состоянии освоить весь объём разницы цен между вывозимым сырьём и ввозимой продукцией (у населения просто нет таких денег, а мифический «средний класс» так и не появился, несмотря на все заклинания экономистов школы Фридмана-Гайдара), то правительство с великой готовностью залезает в долги, перелагая ту часть дисбаланса, которую не можем освоить мы, на наших детей – да, пожалуй, уже и на внуков.
Вдобавок к этому наши горе-реформаторы ввели полную свободу экономической деятельности, по примеру государств с мощной экономикой, для которых пресловутая свобода торговли – насос для выкачивания средств из стран с более слабой экономической системой или попросту с более трудными условиями производства. В последнюю категорию попала и Россия. Себестоимость нашей продукции выше, чем на Западе и в Китае именно за счёт более трудных условий экономической деятельности. Насос заработал и за каких-нибудь десять лет выкачал из страны астрономические средства. Да что там говорить о развитых экономически странах, даже спекулянтские кланы из Закавказья и с Ближнего Востока сказочно обогатились в России за эти десять лет, а дундуки из экономических кругов тупо продолжают долбить о неизменном курсе реформ ... экономических свободах ... либерализации финансовой деятельности ... Вряд ли нормальный человек сможет представить себе, куда ещё можно либерализовать эту деятельность.
В известной цитате из Ипатьевской летописи, которую мы поместили в эпиграф, сказано, что в нашей земле нет наряда, т. е. учёта и распределения ресурсов и работ. В Новгородской летописи в этом месте сказано, что в нашей земле нет нарядника, т. е. органа, занимающегося этим. Н. М. Карамзин в своё время перевёл это место так, что у нас нет порядка. Право слово, нельзя не согласиться с каждым из этих вариантов. И самый большой беспорядок у нас именно в сфере сельского хозяйства.
В настоящее время Советский Союз, Запад и
всё человечество находятся в состоянии, вероятно,
величайшего кризиса в истории человеческого рода.
Питирим Сорокин.
Существенно важные черты
русской нации в двдцатом веке.
Начнём с того, что именно с сельскохозяйственными, и прежде всего – земельно-климатическими ресурсами у нас сложилось самое трудное положение. Именно в этих видах ресурсов мы больше всего потеряли с 1991 года. Но ведь только этими ресурсами сельское хозяйство не описывается. Самый главный ресурс любой экономики и любой её отрасли – трудовой, т. е. люди, подготовленные к труду в данной отрасли экономики и занятые в ней. Применительно к сельскому хозяйству – крестьяне. В советские времена предпочитали термин «колхозники», но, как и многие другие термины советских времён, он не отвечал действительности, большинство работников сельского хозяйства трудилось в рамках совхозов, т. е. государственных имений, а не кооперативов. Так что пока условно примем термин «крестьяне».
Условно потому, что термин «крестьянин» не является синонимом термина «сельскохозяйственный рабочий». Сельскохозяйственный рабочий – это батрак, в терминологии советских времён (и в современной российской) – «полевод» («животновод» и т. п.). Крестьянин – это если не землевладелец, то полноправный землепользователь, самостоятельно распоряжающийся продуктами своего труда.
Исторически сложилось так, что русский крестьянин всегда в массе своей был именно землепользователем, поскольку трудился в земельной общине. Причины этого многообразны, и не последнюю роль играла трудность сельского хозяйства и неустойчивость результатов сельскохозяйственного труда вследствие сложных климатических условий и постоянной опасности нападений кочевников (последние набеги происходили каких-нибудь 150 лет назад). Вследствие этого крестьянин так или иначе дорожил минимальными гарантиями, которые давала ему община. В прошлом веке, с улучшением условий сельского хозяйства, община начала сковывать наиболее трудоспособную и предприимчивую часть крестьянства. Тогда начались и земельные реформы. Их было четыре – Александра II (отмена крепостного права), Столыпина (предоставление крестьянам права выхода из общины), третья – «чёрный передел», проведённый самим крестьянством (вооружённый захват земли и имущества в 1917-1918 гг.) и четвёртая – пресловутая коллективизация Сталина-Эпштейна.
Чем обернулись эти земельные реформы для крестьянства? Практически каждая из них означала рост малоземелья и выбросы огромных масс обезземеленных крестьян из области сельскохозяйственного труда. Самая восхваляемая столыпинская реформа своими «хуторами» и «отрубами», пожалуй, больше, чем любая другая способствовала пролетаризации крестьянства и послужила одной из самых мощных пружин последующих событий, которые смели с лица земли российскую государственность.
А чем обернулись все эти земельные реформы для русского народа? Прежде всего – любопытнейшей динамикой его социального развития. На 1917 год имеем (округлённо) 85 % крестьянства, 10 % обывателей, 2 % служащих в сфере управления (прочно организованное на корпоративных принципах имперское чиновничество), 1.5 % фабрично-заводских рабочих и т. п. Кстати, после трёх лет войны имеем и около 2 % беженцев.
На 1989 год (год последней переписи) имеем в РСФСР уже около 66 % рабочих, 12 % «колхозников и рабочих совхозов», т е., попросту, сельскохозяйственных рабочих и 12 % управленцев. На 2001 г. точных данных нет (не было переписи и имеются только оценочные данные), но в общем и целом все пропорции 1989 г. сохранились, только численность управленцев поднялась до 14 %. И ... опять появились беженцы, всё те же 2 %, хотя мировой войны как будто нет.
Итак, изменения сводятся к следующему: крестьянство с 5/6 населения страны сократилось до 1/7. Вообще-то в сельской местности проживает четвёртая часть населения страны, но из них сельскохозяйственным трудом занимается менее половины. Рабочий класс вырос с 1/60 до 2/3 населения страны; управленческий (бюрократический) класс – с 1/50 до 1/8. Правда, пониманию реальных процессов социального развития сильно мешает статистическое лукавство советских времён (по-солженицынски – «тухта», что бы это ни значило). Не случайно для 1917 г. говорят о «фабрично-заводских рабочих», а для 1989 г. о «рабочих» вообще. Ну да, в чём-то рабочий 1989 года и был «рабочим вообще», недаром тогда любили повторять, что-де «они» делают вид, будто нам платят, а «мы» делаем вид, будто работаем. Но, если внести ясность, то 66 % «рабочих» 1989 года необходимо дифференцировать на 9 % «фабрично-заводских» рабочих, т. е. людей, непосредственно задействованных в процессе производства материальных ценностей, и 57 % людей, занятых в сфере обслуживания – «обывателей», по классификации 1917 года.
Так что цифры придётся поменять: крестьянство (при всей условности этого термина для 1989 года) сократилось с 5/6 населения до 1/7; рабочий класс вырос с 1/60 до 1/11; бюрократия выросла с 1/50 до 1/8; «обывательство» выросло с 1/10 до 3/5 (!). Крестьянская страна превратилась в страну обывателей! Это уже ясно показывает степень и глубину социального кризиса – такое изменение соотношения классов населения в пользу классов непроизводительных (с 1/10 до 3/5 – в шесть раз!). Внутри производительных классов тоже не всё благополучно – так, соотношение бюрократов к непосредственным производителям материальных ценностей (рабочим и крестьянам) в 1917 году описывается соотношением 1 : 43-44, а в 1989 г. – как 1 : 1.5 (два бюрократа на троих производителей). Конечно, мы далеки от того, чтобы считать бюрократа абсолютным злом и не путаем бюрократа с бюрократизмом (вот это действительно абсолютное зло), понимаем, что научно-техническая революция требует повышения роли управленческого фактора ... но мы не убеждены, что сложившееся соотношение отражает реальную потребность в управленцах. Слишком часто нам (да, полагаем, и любому из наших читателей) приходилось наблюдать и испытывать на себе непроизводительность и непродуктивность (деликатно выражаясь) российского бюрократического механизма, не говоря уж о его коррумпированности.
Да, иначе, как социальным кризисом, подобное социальное развитие не назовёшь. А если взять крестьянство в его единстве с ландшафтом, то количество сельскохозяйственных угодий на душу населения с 1917 года сократилось вчетверо. А количество сельскохозяйственных работников в абсолютных цифрах – в 15 раз. Иными словами, для того, чтобы обеспечить продуктивность крестьянина начала века современному «полеводу» нужно работать в четыре раза больше. А чтобы обеспечивать уровень потребностей жителя России на уровне начала века, полевод должен работать в 28 раз больше крестьянина начала века!
Конечно, значительные изменения в эти выкладки внесли механизация сельскохозяйственного труда, агрономия и селекция, применение искусственных удобрений ... но повысилась ли производительность труда в сельском хозяйстве с 1917 года в 28 раз? По этому вопросу приходилось встречать много разных утверждений, однако по единственно непреложному показателю – ввозу продуктов сельского хозяйства – все они опрокидываются. В 1913 году ввозили разве что фиалки из Ниццы да французский коньяк, ну, там, ещё какие-нибудь ананасы в шампанском, а сейчас? Общеизвестно, что с 1960 года Россия, впервые со времён Солона и Перикла, стала ввозить пшеницу из-за границы. Прокламированный правительством, как достижение, отказ от ввоза её с 1999 года, означает всего лишь дальнейшее сокращение поголовья скота, поскольку за рубежом мы закупали именно кормовую пшеницу. А это уже падение производства (и, естественно, потребления) мясных и молочных продуктов, т. е. изменение структуры питания, и тем самым – биолого-медицинских характеристик населения ...
Улучшилось ли положение с 1989 года? Самая показательная статистика – опять-таки статистика ввоза продовольствия. И здесь много самых разных утверждений, но в общем, кажется, статистики сходятся на том, что 40 % потребляемого в России проводольствия ввозится из-за границы. Это по стране, а есть регионы, в которых из-за границы ввозится гораздо больше. Москва с её 70 % иностранного продовольствия в потреблении далеко не на первом месте, в регионах Севера и Дальнего Востока эти цифры гораздо выше.
А что же собственное производство, какова его динамика? А такова, что в 1989 г. РСФСР производила около 150 млн. т зерна, в 2000 – 90 млн. т. Что касается животноводства, т е. производства мясных и молочных продуктов, то поговаривают о его сокращении на две трети (нет кормового зерна!). С овощами и фруктами динамика ещё хлеще – говорят о сокращении на три четверти (ну, это как раз понятно – один Северный Кавказ не может вытянуть за все плодоовощные районы СССР). Сбор технических культур вообще сошёл почти на нет – масличные в Российской Федерации практически не вызревают, лён и табак истребили ещё в советские времена (хоть тут нынешняя власть может сослаться на тяжёлое наследство!).
О причинах много говорилось – многократное сокращение инвестиций в сельское хозяйство привело к многократному сокращению производства удобрений, кормов и сельскохозяйственной техники, а самое главное – к практической ликвидации социальной помощи селу. Мы гоним за рубеж сотни миллиардов кубометров природного газа, между тем в стране, владеющей 45 % мировых запасов природного газа газификация села – всё ещё мечта, и с каждым годом она представляется всё более несбыточной. Наше сельское население, как в 20-е гг., почти выпало из денежного обращения (а на Украине уже совсем выпало из него). Отсюда массовый отток социальных работников – квалифицированных управленцев, медиков, работников сферы образования, отсюда товарный голод на селе. У нас и раньше подготовка кадров сельского хозяйства была в забросе, теперь же она вообще прекращена. И самое главное – нет мотивации для работы в сельском хозяйстве. Нет её уже с 40-х гг., не ожидается и в ближайшее время.
Какой должна быть эта мотивация? В концепциях экономической школы Фридмана-Гайдара, ныне господствующей в нашей политической антиэлите, это – более высокий уровень доходов, чем в городском хозяйстве и более высокий уровень социальной обеспеченности жителя села, нежели горожанина. Признаем в порядке исключения, что тут наши экономисты-монетаристы правы, но сразу же обесценим своё согласие «с курсом реформ» замечанием, что, как и в любом другом случае, монетаристы-гайдаристы не имеют представления – как создать этот более высокий уровень. У них для любой ситуации один рецепт – «всё на продажу, а там – что получится». И есть уже некий словно списанный с героев Салтыкова-Щедрина губернатор, страстно мечтающий об оральных лаврах Моники Левински и между делом торгующий землёй.
Впрочем, начали они с хорошо забытого старого – с фермерства столыпинского толка. Но очень быстро эта затея провалилась – при Столыпине были Земельный и Крестьянский банки, задачей которых было не шахер-махерство с деньгами и ценными бумагами, а именно обеспечение фермерского хозяйства кредитами, причём обязательства обеих сторон были обеспечены. В наше время фермеры оказались беззащитны перед банками и теперь банкиры – основные лоббисты законодательства о торговле землёй. Только после принятия такого законодательства они смогут получить землю фермеров за свои кредиты.
Итак, фермерство провалилось. Всё, что осталось у фермеров – договоры об аренде земли и сама земля, и то только до принятия законов о торговле землёй. После этого они лишатся и последнего. Кому же хотят продавать землю наши реформаторы? Уточним формулировку вопроса – кто сможет купить землю в России?
Единодушное мнение – банки. Эх, господа мои, если бы всё это было так просто ...
Отбившемуся от земли крестьянству нет
нужды читать анархические прокламации. Без всякой
пропаганды эти люди уже анархисты. Как опавшие с
дерева листья, они поневоле мечутся по земле,
составляя сор её.
М. О. Меньшиков. В деревне
Как и полагается культурологам, пусть даже самочинным, давайте начнём издалека. Что есть культура? Культура в своём конечном выражении есть сложившаяся в социуме система взаимных отношений индивидуумов и социальных страт.
Продукт культуры – социум, возникающий, функционирующий и развивающийся на базе определённой систему отношений – представляет собой то, что называется цивилизацией. Характер цивилизационных основ (т. е. основ расовой и этнической психологии) определяется соотношением «этнос-ландшафт», о котором мы уже говорили, точнее – выработанным в течение тысячелетий способом извлечения средств существования данной расой (этносом) из данного ландшафта. Исходными данными здесь являются как характер ландшафта, так и расовые (этнические) архетипы.
Культура – сложно структурированная система. Для наших целей достаочно рассмотреть её горизонтальную структуру. Она подразделяется на субкультуры составляющих данный социум страт. Для нас наибольший интерес представляют территориальные (местные) субкультуры, т. е. варианты единой национальной культуры, которые существуют даже внутри якобы гомогенных наций. Русский этнос состоит из 16-18 субэтносов и каждый из них выработал собственную субкультуру – некоторые даже претендуют на наличие культуры, как малороссы и, в особенности, галичане. Но и внутри каждого субэтноса имеются определённые варианты. Например, среди великороссов – субэтноса, доминирующего в русской культуре, пожалуй, и до сего времени – тоже имеются ультрасубкультурные варианты, и владимирца с рязанцем не спутать.
Стратовые субкультуры образуются именно вследствие выхода определённой группы людей из территориальных субкультур (разрыва с «малой родиной». Если территориальные субкультуры качественно нейтральны, фундаментальны, то качество субкультур уже можно определить – от социально позитивных (военная, духовная и др.) до социально негативных (уголовная, бюрократическая, зрелищная и пр.). Именно стратовые субкультуры носят подчёркнуто социальный характер и наиболее приближаются к понятию классов, поскольку, кроме прочих культурных признаков, несут ярко выраженное отношение к собственности.
Великое изгнание крестьян с земли в XX веке непомерно увеличило численно тот класс, возникновение которого с тревогой отмечали ещё Г. Успенский, М. Салтыков-Щедрин, Ф. Достоевский и М. Меньшиков – «рабочий класс», «пролетариат», или, попросту, класс наёмных работников. Субкультура этого класса настолько непривлекательна, безжизненна и бесперспективна в смысле культурного развития, что так и тянет зачислить её в социально негативные, но, поскольку её носители составляют не менее 60 % от численности российского социума, то делать это бесполезно. Количество, как и полагается, перешло в качество, и ныне субкультура наёмных работников – лицо российской культуры, то самое, что наши недобросовестные оппоненты с отвращением именуют «совок». А вот о крестьянской субкультуре говорить сложно, поскольку крестьянская субкультура фактически составляет то, что мы поименовали территориальными субкультурами. Но и говорить о сохранении территориальных субкультур крестьянством мы не можем – во-первых, потому, что из сельского населения России крестьянство, т. е. люди, занимающиеся традиционным крестьянским трудом, составляют менее половины (остальные, по сути, те же наёмные работники), во-вторых, и эти немногочисленные крестьяне не находятся в роли даже землепользователей, а не то что землевладельцев. Иначе говоря, искажена сама сущность крестьянства, что не благоприятствует сохранению территориальных вариантов субкультур. Эта особенность российского социума – одна из серьёзнейших проблем культурного процесса в России.
Собственно, такой и была главная цель «неистовых ревнителей» 20-60-х гг., от Эпштейна-«Яковлева» до Заславской – ликвидация русской крестьянской культуры. И, хотя полного успеха они не добились, всё же продвинулись по этому пути на такое расстояние, что надежды наших радикальных консерваторов на возвращение к ситуации 1913 г. совершенно беспочвенны. До 90 % крестьян в России тогда – и 8-10 % теперь, да и эти 8-10 % крестьянами можно называть только с определённой долей условности. Возврат к дореволюционному варианту русской культуры невозможен даже в силу чисто статистических показателей.
В русском культурном пространстве действуют также диаспорные субкультуры, представляющие как зарубежные этносы, так и коренные этносы России вне пределов их этнической территории; инокультуры, действующие через средства массовой информации; и, конечно, акультура – интересный (в научном плане) культурный вариант, возникающий в городской среде и носящий подчёркнуто космополитический характер. Её база – процесс биологического вырождения человека, в ходе которого, среди прочих деградаций, индивидуум впадает в чисто животный эгоизм. Вследствие этого основой акультуры становится доведённый до предела гедонизм в сочетании с принципиальным отказом от всех социумных связей, т. е. фактическим выходом человека из социума. В целях самозащиты от социумов, продолжающих предъявлять к носителям акультуры свои требования, они объединяются в сообщества, пытающиеся заместить собой культурные страты, во всяком случае – занять среди них господствующее положение. Пример акультурной пропаганды каждый из нас может в любое время видеть на экране телевизора.
Культурная политика в здоровом социуме может носить только один характер – подъём социальной роли культурно позитивных общественных страт и подрыв роли страт культурно негативных. Только господство в культурной среде культурно позитивных стереотипов и их носителей обеспечивает нормальное развитие всего социума и составляющих его этнических образований. О каких же позитивных стратах мы говорим? Прежде всего о духовной, о военной, о ремесленной (в профессиональном отношении – страте профессиональных рабочих), и, конечно, о крестьянской. В настоящее время мы видим обратный процесс – всячески подрывается значение и роль этих и примыкающих к ним социальных страт и, напротив, пропагандируются и воспеваются стереотипы поведения страт культурно негативных – профессиональных преступников, проституток, наркоманов, лицедеев, коррумпированных бюрократов и пр. Иначе говоря, пока мы собираемся оздоравливать культурный процесс, целенаправленная деятельность по разложению российского социума уже ведётся на всех уровнях и по всем направлениям.
Зачем? Понятно, что декультуризованный человек, т. е. человек, утративший национальную культуру, воспринимает культуру чужую, становится космополитом, а то и просто метеком в чуждом этносе. Декультуризованный этнос просто перестаёт быть этносом, он принимает то, что ему навязывают и становится тем людским сообществом, которое устраивает организаторов процесса декультуризации (точнее – перекультуризации). План современных организаторов глобального культурного процесса – билдербергеров, Трёхсторонней комиссии, «Совета по иностранным связям» – достаточно полно изложен в книгах Жака Аттали «Линии Горизонта» и «1492», а потому не будем на нём останавливаться (не имеющие доступа к этим книгам могут познакомиться с их содержанием по статье Кристофа Леваллуа во втором номере «Элементов»). Для нас главное то, что основным препятствием на пути мондиалистов во всех странах является самая консервативная социальная страта – крестьянство, хранящее первоосновы культуры данного этноса и социума, определяющее их идентичность. Гораздо полнее это изложено в трудах Вальтера Дарре, у нас практически неизвестных, но, может быть, неутомимыми трудами Владимира Авдеева вскоре будущих введенными в научный оборот.
Отсюда стратегия сохранения культуры и нации – прежде всего битва за крестьянство. Проиграла ли Россия эту битву в самом её начале? В самом деле, мы то и дело повторяем тезис об утрате русским крестьянством его изначального характера религиозного служения земле или, точнее, Богу в ипостаси Земли, и превращении крестьянства в класс наёмных сельскохозяйственных рабочих.
Нет, ещё не всё потеряно, пока земля является общественным достоянием. Ещё всё можно повернуть на пути позитивного развития. И – да, проиграла, если земля будет выставлена на продажу. Совершенно ясно – земля не будет продана русским крестьянам, которые в месяц получают не более сотни-другой рублей. Нам могут сказать, что, дескать, дело здесь не в русофобии, а попросту в поиске платежеспособных покупателей.
Мы не можем с этим согласиться. Окончательное вытеснение русских крестьян с земли в своей основе имеет метаполитическую концепцию ... безумную, согласны, но разве мало было в истории безумных концепций, которые тем не менее принимались осуществлять, и попытки осуществления которых причиняли неисчислимые бедствия человечеству? Вспомним хотя бы гитлеровскую концепцию высшей расы или дизраэлиевскую концепцию изначальной правоты Британии в любом случае! Метаполитическая концепция, лежащая в основе плана превращения русской земли в товар, сводится к очищению Евразии от нерыночной нации и заселение этого большого пространства рыночными элементами всех прочих наций по образцу колонизации североамериканских прерий во второй половине прошлого века. «Новый фронтир» – как называют эту концепцию – наиболее масштабный проект геноцида, который знала история. Те, кто проводит аналогию с «Зелёной папкой» гитлеровских времён, забывают, что в «Зелёной папке» речь шла о выселении славян за Урал из Европы, но не об истреблении их, хотя бы и во имя прав человека (очень хотелось бы, кстати, знать, что это за «человек» такой, во имя прав которого ведётся истребление людей во всём мире, и как это противоречие связано с утверждениями Талмуда о том, что «гои» есть всего лишь двуногий рабочий скот, а «человек» – это только еврей?).
Чем закончили авторы «Зелёной папки», известно всем. Та же судьба, разумеется, ждёт и авторов «Нового фронтира», но, подобно тому, как борьба против концепции «Зелёной папки» повлекла за собой огромные жертвы, может дорого обойтись и борьба против «Нового фронтира» – если не оптимизировать подготовку к этой борьбе и саму борьбу.
Оставайтесь верны земле, братья мои, со всей
властью вашей добродетели! Пусть ваша дарящая любовь
и ваше познание служат смыслу земли!
Ф. Ницше. Так говорил Заратустра
Да. Крестьянство уже отлучено от земли и тяготится положением батраков. Земля ещё в общественном (или, если хотите, государственном) достоянии. Всё ещё на острие ножа – может выпасть на ту или другую сторону, а это определит и то, в кого вонзится нож. При этом положение сельского хозяйства в экономике катастрофично и оно требует коренной реформы, а в первую очередь – реформы земельных отношений.
Но реформа реформе рознь. Думаем, сказано уже достаточно, чтобы понять – монетаристская реформа с выставленим земли на продажу невозможна и недопустима. О какой тогда реформе идёт речь?
Естественно, только о реформе, призванной ликвидировать негативные последствия прежних четырёх. Такой реформой может быть только передача сельскохозяйственных угодий в собственность крестьян без всякого выкупа, с предоставлением льготного срока освобождения от налогов на неё, и не в порядке разовой кампании с рапортами типа «выполним и перевыполним план передачи земли к какому-нибудь 7 февраля», а в течение достаточно длительного срока.
Предвидим возмущённый хор голосов о вырождении крестьянства, потери им привычки к тяжёлому сельскохозяйственному труду, отсутствии в нём суммы необходимых навыков для комплексного и агрономически грамотного освоения угодий и т. д. и т. п. И, несомненно, все эти возражения будут иметь под собой известные основания.
Но, с одной стороны, другого выхода мы не видим. Или передача земли, или закат руской нации и кровавая истребительная война. С другой стороны, если, наконец, провести земельную реформу разумно и осторожно, не так, как проводились введение свободных цен и приватизация промышленности, то большей части негативных последствий можно избежать.
Во-первых, земля должна передаваться не каждому желающему, но только желающим получить её лицам местного происхождения, проживающим в сельской местности и имеющим опыт работы в сельском хозяйстве, а также переселенцам в город в первом поколении из числа имеющих опыт такой работы. Иначе говоря, землю в Курской области можно отдать только крестьянину Курской области, отдавать её даже самому опытному крестьянину из Сибири или Дагестана бесполезно и бессмысленно – слишком разнятся условия труда и та сумма навыков, которую хозяин земли должен будет иметь.
Во-вторых, передаваемые в одни руки угодья должны быть не одинаковыми по величине или ещё каким-нибудь линейным показателям, но экономически равноценны, что уже предполагает наличие единого земельного кадастра, которого пока что не имеется.
В-третьих, при передаче должен быть осуществлён временный мораторий на период жизни поколения на её перепродажу и заклад. Иначе говоря, пьяница и бездельник, который понадеется получить землю, продать её и пропить, призадумается, когда узнает, что продать землю сможет только его сын (или иной наследник).
В-четвёртых, должен быть предусмотрен механизм изъятия земли в пользу общества (государства) в случае хищнической или ухудшающей её качества обработки, а это предполагает наличие общественного и государственного контроля. Это же заменит и механизм отказа от земли, в случае, если легкомысленный человек возьмёт на себя непосильную ношу – не обрабатывает её какой-то срок (допустим, три года) и теряет на неё право владения – по суду, разумеется, с правом апелляции в высшие инстанции, а не каким-нибудь постановлением районного агронома или даже районной земельной комиссии.
В-пятых, должен быть открыт широкий, долгосрочный и льготный кредит землевладельцам через государственный (и только государственный) земельный банк, с правом для этого банка изымать (опять-таки через суд) землю или часть её во владение государства в случае несостоятельности землевладельца; вообще-то, для государства будет выгоднее акционировать такие участки и выступать через этот банк в роли совладельца, предоставляя индивидуальному землевладельцу преимущественное право выкупа акций по его желанию и возможности.
В-шестых, государству придётся взять на себя организацию станций технического обслуживания и ремонта сельскохозяйственной техники, производства семенного фонда и прочих разнообразных заведений, обеспечивающих агрономически и селективно правильное ведение хозяйства – за плату, разумеется (может быть, в течение какого-то времени – льготную) с одновременной пропагандой кооперирования крестьян для выкупа таких заведений у государства.
Подобных условий можно выработать немало, если иметь целью не выкачивание средств из сельского хозяйства, а его возрождение в России. Нам могут сказать, что мы наивные люди, если надеемся встретить такое отношение к делу у российских (и тем более «россиянских») бюрократов – куда проще продать землю каким-нибудь подставным банкам за понюх табаку (как Чубайс продал всю индустриальную систему СССР за колоссальную сумму аж в 60 миллионов долларов) и целых два или три года содержать на эти деньги бюрократический аппарат (и одновременно распихать по заграничным банкам полученные взятки – детишкам на молочишко).
И это верно. Единственная надежда – что найдётся же там, в Кремле, какое-нибудь светило бюрократии, которое поймёт, что и через два-три года, когда деньги от продажи земли кончатся, надо же будет на что-то содержать бюрократию; что от свободного крестьянства в конечном счёте можно будет получить неизмеримо большие средства даже только за счёт налога на продажу их продукции.
Согласны, надежда слабая. Аграрная партия не слишком влиятельна, даже на фоне ничтожного политического влияния российских политических партий (если они учреждены не масонами и не являются филиалами «Еврейского агентства»), да и находится под идеологическим контролем КПРФ, которая спит и видит, как бы сохранить прежнее батрацкое положение русского крестьянства. Надеяться на благодетельных бюрократов всерьёз могли только герои второстепенных литераторов прошлого века, да и то не всерьёз, а чтобы проскочить цензуру. Что ж, если так, если общество не готово к организованной борьбе за русскую землю – пусть готовится к гражданской войне.
Напечатано в газете «Десятина» № 3 2001 г.