Архимандрит Августин (Никитин)
«Родина», 1997, №12
Приняв христианство от Византии, Киевская Русь не стремилась отгородиться от Европы и продолжала поддерживать отношения с Западом. В год крещения Руси (988) к князю Владимиру прибыли посланцы от папы римского Иоанна XV (985—996) и привезли мощи из Рима. И хотя в ту пору уже были некоторые различия в вероучении и обрядах Западной и Восточной Церквей, это не препятствовало сохранению христианского единства.
Установив тесные отношения с Константинопольской Церковью, Киевская Русь тем не менее опасалась впасть в политическую зависимость от Византии. Это создавало благоприятную почву для дальнейших контактов с Западом. Еще в 959 году, уже приняв крещение в Царьграде, великая княгиня Ольга просила германского императора Оттона Великого прислать ей священников: она была тогда в неладах с византийским императором. Оттон отозвался на просьбу княгини и послал в Киев епископа Адальберта. Такие визиты случались и в дальнейшем: прибытие папских послов к великокняжескому двору отмечается в летописях под 991 и 1000 годами. В 1007 году в Киеве был радушно принят будущий «апостол Пруссии» св. Бруно (ок. 970— 1009), в то время успешно распространявший христианство среди печенегов.
Разрыв Рима с Константинополем (1054) не создал непреодолимой пропасти между Востоком и Западом. В повседневных отношениях русских христиан с западными по-прежнему проявлялись добрые чувства. В 1091 году киевский митрополит отправил в Рим посла и с благоговением принял в дар присланные оттуда мощи святых. В 1106 году в Новгород прибыл Антоний Римлянин. Он основал на берегу Волхова монастырь. Принадлежность Антония Римлянина Западу не помешала причислить его на Руси к лику святых.
Веротерпимость бытовала не только в Киевской Руси, но и на Афоне. На Святой горе в монастыре Амальфи жили насельники западного обряда. Подпись игуменов этой обители встречается на афонских грамотах в течение нескольких десятилетий после 1054 года.
Древние новгородцы носили своих детей на молитву как к православным, так и к католическим священникам. Об этом упоминалось в первой половине XII века в известном «Вопрошании Кирика»(1). К этому времени относятся и первые попытки богословского диалога Киевской Руси с Римом.
В середине 1160-х годов папа Александр III (1159—1181) послал на Русь епископа, чтобы выявить разности католического и православного вероучений. Но тогдашний киевский митрополит Иоанн IV (1164—1166) не стал вести с папским посланцем «прений о вере». В своем послании папе он советовал тому обратиться по вероучительным вопросам к патриарху Константинопольскому, в чью юрисдикцию входила тогда Киевская Русь. «И подобает Твоему Священству, — писал он папе Александру, — к патриарху Константинаграда, и твоему брату по духу (разрядка автора), послати и всякое тщание показати, да разрушатся соблазны и во едино нам единение быти и взъглаголание духовно»(2).
Раскол между Римом и Константинополем мог бы стать лишь одним из эпизодов в истории отношений двух Поместных Церквей, которые и в прежние века по разным причинам нередко прерывали связи. Но это разделение Церквей стало необратимым и переросло в раскол в начале XIII столетия. Это произошло во время IV крестового похода (1204), когда крестоносцы-католики напали на Константинополь и в пылу сражения разграбили православные храмы, в том числе и собор Св. Софии. Обострение отношений побудило русских христиан строже подходить к тем церковным традициям, которые могли быть привнесены в жизнь Русской Православной Церкви с Запада.
Это наглядно проявилось в 1248 году, когда папа Иннокентий IV (1243—1254) прислал двух кардиналов к Александру Невскому. В послании, которое привезли с собой папские легаты, Иннокентий предлагал русскому князю перейти в юрисдикцию Римско-Католической Церкви. «Мы знаем истинное учение Церкви, — ответил Александр папе, — а вашего не приемлем».
Можно предположить, что беседа между князем и папскими послами отнюдь не сводилась к этой фразе. В рукописном Житии князя Александра Невского, которое хранилось в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной академии, имелась отдельная глава под названием: «Исповедание веры св. Александра Невского», где кратко перечислялись различия в вероучении и традициях. Основным считалось то, что «латиняне» совершают литургию на пресном хлебе (опресноках); они также обвинялись в «непоклонении святым образам» (что было уже несправедливо, поскольку родина иконоборческой ереси — Византия).
Вряд ли это «Исповедание» принадлежит самому Александру Невскому. Но в историческом плане оно представляет интерес, так как отражает то отношение к Церкви Запада, которое сложилось на Руси в XIII веке. В домонгольскую эпоху на Руси распространялись и другие полемические сочинения «о вере латинской». Но в своей основе они были сходны между собой: авторы обращали внимание на внешние обрядовые отличия, не затрагивая глубоко вероучительные вопросы.
Очередная попытка богословского диалога была связана с усилением русско-шведского соперничества. В 1348 году шведский король Магнус Эриксон отправился на Русь с очередным походом, причем, как и в прежние времена, одной из его целей было распространение католичества в русских землях. Он предложил новгородцам богословские прения, с тем чтобы то исповедание, которое окажется истинным, было принято обеими сторонами.
Магнус настаивал на том, чтобы новгородцы прислали своих «книжных людей» участвовать в диспуте с католическими богословами. Но архиепископ Новгородский Василий после совета с посадником, тысяцкими и всеми новгородцами ответил Магнусу: «Ежели хочешь уведать, которая вера лучше — наша или ваша, пошли в Царьград к патриарху, потому что мы приняли православную веру от грек, а с тобою о вере не спорим; а ежели есть какая обида между нами, то о том пошлем к тебе на съезд»(3).
Получив отказ, Магнус собрал значительное войско и летом 1348 года объявился у истоков Невы. Здесь он осадил Орешек и взял его, а шведские миссионеры начали обращать православных жителей округи в католичество. Но вскоре новгородцы справились со шведами и вытеснили их из Орешка. Примечательно, что военно-политическое соперничество не приводило к конфессиональной вражде, и в церковном обиходе русские христиане охотно использовали товары, доставлявшиеся западными купцами.
Так, использование заморского сукна для церковных потребностей было настолько широко распространено, что даже пришлось вводить некоторые ограничения. «А одеяние потребно имати у игумена обычное, а не немечскых сукон», — сказано в одной из грамот Снетогорского монастыря (XVI век). «Вина, особенно красные, необходимые для совершения литургии, составляли важную статью немецкого привоза; этим вином из Новгорода и Пскова снабжалась вся северо-восточная Русь, как из Киева — западная»(4), — писал известный исследователь М. Бережков.
Среди товаров, вывозимых новгородцами, важнейшее значение имел воск: «Так как культ Католической Церкви потреблял громадные количества воска... и потому неудивительно, что в немногих указаниях на немецко-русские товары мы замечаем этот предмет преобладающим»(5).
Заготовкой воска для нужд Римско-Католической Церкви занимались не только новгородцы. Так, в договоре Новгорода с ганзейскими городами (1342) в качестве поставщиков воска упоминаются «низовцы», то есть жители Средней Волги, Оки, Муромской и Рязанской земель, и карелы. В начале XIV века во Фландрию русский воск обычно доставлялся накануне Пасхи; купцы закупали его там для дальнейшей продажи в Англию(6).
К началу XV века Русская Православная Церковь по-прежнему не имела самостоятельного управления, находясь в зависимости от Константинопольского Патриархата. Византия шла к упадку, и, стремясь получить военную помощь от Западной Европы, император Иоанн VIII Палеолог настоял на том, чтобы Константинопольская Церковь заключила унию с Римом. Флорентийская уния 1439 года определила новую эпоху в истории отношений Русской Православной Церкви с Римско-Католической. Постановления унии были отвергнуты в Московской Руси, и в конечном счете это привело к обретению самостоятельности Русской Православной Церковью; в 1448 году она стала автокефальной.
Во второй половине XV века была предпринята очередная попытка к возобновлению православно-католического диалога, после того как в 1453 году под натиском османов пал «второй Рим» — Константинополь. Последний византийский император Константин XI Палеолог погиб во время осады, но его племянница — Софья (Зоя) переехала из завоеванной Византии в Рим, где была воспитана «в духе решений Флорентийского собора».
Тогдашний папа Павел II способствовал женитьбе Ивана III на племяннице последнего императора ромеев. По случаю этого брака вновь пробудились надежды Рима на возобновление унии 1439 года (Софья обратилась в Риме в католичество). В Россию был послан состоявший при Софье папский легат Антонио Бонумбре, но «состязание в вере» римского посланца с московским духовенством окончилось безрезультатно. Что же касается Софьи, то по прибытии в Москву она сразу же зарекомендовала себя безупречной православной. И хотя вероисповедное единство не было достигнуто, между Римом и Москвой установились дипломатические отношения. Гостями папы бывали члены посольства Толбузина (1475), братьев Ралевых (1488), Д. Ралева и М.Карачарова (1500), Юрия Траханиота и др.
Попытки привлечь православных к унии предпринимались Римом и в последующие годы. В 1518 году папа Лев X отправил в Москву доминиканского монаха Николая Шомберга с поручением убедить Василия III принять Флорентийскую унию и в союзе с рядом европейских государств выступить против турок. Льву X был дан ответ через магистра немецкого ордена Альбрехта. Великий князь поручил своему послу Замыцкому так ответствовать на папское предложение: «Государь наш хочет быть с папою в дружбе и согласии; но так как он, с Божиею волею, держал всегда крепко полученный от прародителей своих закон греческий, так и ныне, с Божиею волею, намерен закон свой держать крепко». Окончились неудачей подобные же посольства, отправленные из Рима в 1519, 1521 и 1525 годах.
В 1517 году в немецких землях началась Реформация, которая за короткое время охватила многие страны Европы. Для того чтобы противодействовать идеям Мартина Лютера, в 1545 году был созван Тридентский собор, заседавший, с большими перерывами, до 1563 года. При созыве очередной его сессии в 1550 году папа Юлий III отправил в Москву посольство с целью убедить Ивана Грозного содействовать соединению Церквей.
В 1561 году, при папе Пие IV, в Москву направился папский посланец Канобио. Как и прежде, он вез русскому царю приглашение для духовенства принять участие в работе Тридентского собора. Но поскольку в это время шла Ливонская война, Сигизмунд Август отказался пропустить Канобио в московские земли. В том же году папа пытался с тем же успехом отправить в Москву другого посланца — Джиральди. Ему поручалось убедить царя отправить в Рим посольство и послать молодых людей в римские коллегиумы. О противодействие Речи Поспо-литой разбились и попытки установить отношения между Москвой и Римом в 1570, 1576 и 1580 годах.
В эти годы Реформация уже прочно укоренилась на севере Европы, и русским христианам все чаще приходилось иметь дело с лютеранами. Во время различных аудиенций Иван Грозный нередко вступал с ними в беседы на богословские темы. Одна из таких дискуссий относится к 1557 году, когда царь принял архиепископа Упсальского Лаврентия Петри. По требованию царя московский митрополит Макарий начал с лютеранским архиепископом беседу о почитании святых. Но поскольку переводчик недостаточно хорошо знал богословскую терминологию, беседу пришлось прекратить. Иван Грозный в знак своего расположения подарил архиепископу золотую цепь, и на этом аудиенция была закончена(7).
В мае 1570 года король Сигизмунд II Август направил к Ивану Грозному посольство с тем, чтобы заключить перемирие между Россией и Польшей. Одним из членов этой миссии был пастор Иоанн Рокита — чех родом из Лютомышля, считавшийся одним из самых деятельных членов общины чешских и моравских братьев(8), живших в Польше. Он был включен в состав посольства для духовного окормления братьев по вере. Сразу же после завершения политических переговоров Иван IV спросил у пастора Рокиты о его вероисповедании. Услышав в ответ, что Рокита является «служителем и проповедником Церкви Христовой», царь принял его за лютеранина и начал с ним прения о Мартине Лютере и его вероучении(9).
Иван Грозный писал впоследствии: «Если же я вступаю в состязание с Рокитою, то потому только, чтобы вы не сочли меня несведущим в Писании». Другая причина диспута — продемонстрировать свои православные убеждения перед теми приближенными, которые подозревали царя в симпатии к лютеранству. Не случайно русские летописцы того времени писали, то немецкие богословы чуть было не отвели царя от православной веры.
Иван Грозный в первой же речи выявил основные отличия лютеранства от православия и подверг их критическому разбору, заявив Роките, что лютеране «новыми догматами перевернули почти всю Европу». Далее царь поставил пастору 10 вопросов, которые имели полемическую окраску.
Царь просил Рокиту отвечать безбоязненно и изложить сущность лютеранства, а также обещал дать ему подарки, если он сможет «твердыми доводами устранить все сомнения, объяснить запутанное, внести свет в то, что представляется темным», а также обещал слушать его с вниманием и терпениием. Рокита произнес на славянском языке большую речь, отвечая на каждую мысль, высказанную царем против лютеран, раскрывал и защищал лютеранское учение.
Царь сдержал свое слово: он внимательно выслушал всю речь Рокиты, велел записать ее и обещал представить письменный ответ. Таким образом, дискуссия из устной превратилась в письменную. Как только текст речи Рокиты был доставлен Ивану IV, он написал пространное опровержение, которое в русском списке озаглавлено «Ответ государев». Изложенное царем было переписано и вручено пастору в золоченом переплете. Продемонстрировав начитанность, знакомство со Священным Писанием и творениями святых отцов Церкви, обнаружив дар талантливого полемиста, царь в заключение своих опровержений тем не менее строго запретил Роките и его последователям распространять свое учение в пределах Московского государства. На том закончился первый этап православно-лютеранского диалога, а распространение протестантского вероучения было приостановлено в России на несколько десятилетий после того, как Иван Грозный наложил на него свою тяжелую десницу.
Богословские диспуты велись в России не только при царском дворе. Члены иностранных посольств, направлявшиеся в Москву, при случае беседовали на эти темы и с «государевыми людьми». В 1575 году в Россию прибыло датское посольство во главе с Яковом Ульфельдом. В состав посольства входил пастор Андреас Фионикус. По пути в Москву датские посланцы посетили Новгород, и здесь пастор Андреас дискутировал на религиозные темы с сопровождавшим членов посольства русским «приставом Федором».
К началу 80-х годов XVI века обстоятельства сложились благоприятно для Рима. Доведенный до крайности неудачами в Ливонской войне, Иван Грозный отправил в Рим Истому Шевригина просить папу о посредничестве для заключения перемирия (1580).
Русского посла принимали в Риме с особым гостеприимством. В соборе св. апостола Петра он посетил новопостроенный придел для мощей св. Иоанна Златоуста и св. Григория Богослова. В Риме он побывал в коллегиуме, где греки постигали западное богословие, наглядно показывая единение обеих Церквей. Прибытие русского посольства в Рим было для папы приятной неожиданностью. Григорий XIII даже велел справиться в архивах, когда московские послы приезжали в Рим последний раз. Оказалось, что в 1525 году к папе Клименту VII: после этого в течение 50 с лишним лет посольств из Москвы не было.
В 1581 году, когда Истома Шевригин отправился обратно в Россию, вместе с ним, с ответным визитом, был направлен член «Общества Иисуса» Антоний Поссевин (Поссевино) (1534—1611)'". Миновав литовские земли, Антоний прибыл в Старицу, где тогда находился Иван Грозный. Папский посланец был встречен с большим почетом: царь видел в нем единственного посредника в примирении со Стефаном Баторием.
Ожидая, что Поссевин еще по пути в Старицу будет заводить религиозные споры с русскими приставами, чтобы склонить их к католичеству, царь дал им такой наказ: «Если посол станет задирать и говорить о вере, греческой или римской, то приставу отвечать: грамоте не учивался, да не говорить ничего про веру».
Во время аудиенции Поссевин вручил Ивану Грозному грамоту папы, в которой Григорий XIII убеждал русского царя войти в церковное общение с Римом. К грамоте был приложен текст Флорентийской унии 1439 года. Со своей стороны Антоний Поссевин предлагал царю принять решения Тридентского собора, как полное выражение догматов обеих Церквей — Римско-Католической и Православной.
Быть может, повод к этому дал сам Иван IV. В письме к Стефану Баторию, доказывая свои права на Ливонию, царь писал: «Твои вельможи оспаривают у меня всю Ливонию на том основании, что она входит в состав Римской Церкви, а не Греческой, как Московское государство, а потому не могут счастливо управлять ею два государя (то есть разных исповеданий. — Авт.). Но Греческая и Римская Церкови не враждебны друг другу. В 6947 (1439) году греческий император Иоанн Мануилович и Цареградский патриарх Иосиф вместе с папой римским Евгением признали в Риме, что греческое и римское вероучение одно и то же».
Более того, Иван IV предвидел, что папский посол будет настаивать на переговорах о вере, и поэтому еще в Старице предложил Поссевину письменно изложить основные отличия католического и православного вероучений. Это было сделано для того, чтобы дать возможность русским богословам, с которыми пришлось бы спорить Поссевину, обсудить эти различия и дать обоснованные ответы. С этой же целью царь пригласил в Москву из других городов нескольких епископов, которые вместе с митрополитом Московским должны были обдумать общий план защиты православной веры.
1 сентября 1581 года Поссевин подал Ивану IV записку, в которой повторял свои предложения о соединении Церквей, подчеркивая, что уния предполагает сохранение восточного обряда для Православной Церкви. 10 сентября Поссевину был дан уклончивый ответ; ему предлагалось сначала уладить русско-польский вопрос. Но все же царь обещал Поссевину откликнуться на его трактат о вере и написать папе о делах веры, но после того, как Поссевин возвратится из Речи Посполитой, после заключения перемирия.
Папский посланец отправился к Баторию, причем в Москве в качестве заложников остались два его спутника-иезуита. Поссевин составил для них особую инструкцию: как вести себя в Москве, о чем говорить с русскими христианами. Поссевин надеялся, что иезуиты смогут начать с москвичами «прения о вере», и поэтому в инструкции были представлены почти все отличия западных и восточных вероучений и обрядов. Это было, по существу, краткое догматико-полемическое сочинение. Но Поссевин не учел специфики режима Ивана Грозного: в Москве иезуитов держали под стражей, было приказано не выпускать их из дома, где они были размещены, и не допускать никаких разговоров между ними и русскими.
Антоний Поссевин предпринял активные усилия для улаживания военно-политических проблем, в результате чего 15 января 1582 года между Россией и Речью Посполитой было подписано перемирие сроком на 10 лет.
14 февраля 1582 года Поссевин снова объявился в Москве, намереваясь продолжить богословский диалог. Не желая входить в подчинение папе, Иван IV всячески уклонялся от обещаний. Поссевину было сказано, что царь считает нежелательным вести собеседование о вере без представителей ученого духовенства. Но иезуит проявлял настойчивость и пояснял, что переговоры имеют одну цель: показать сходство догматического учения обеих Церквей. А если при этом выявятся какие-либо противоречия, то необходимо их упразднить, подобно тому как это было сделано на Флорентийском соборе.
Ивану Грозному ничего не оставалось, как принять Поссевина, столь много сделавшего для заключения перемирия. 21 февраля Поссевин в сопровождении трех иезуитов явился в тронный зал. В ответ на предложение Антония о заключении унии царь заявил: «Нам без благословения отца нашего и богомольца Дионисия митрополита и всего освященного собора о вере говорить непригоже». При этом царь добавил, что не желал бы продолжать прения о вере, чтобы не нарушить дружественные отношения, которые сложились у него с папой Григорием XIII.
Поссевин пытался привести довод о том, что Флорентийская уния признала несущественными различия между Восточной и Западной Церквями. И если ранее сам Иван Грозный ссылался на это в своем послании к Стефану Баторию, то после заключения перемирия с Польшей он изменил свою позицию. «Ты говоришь, что вера греческая с римской — одна вера. Но на греков нам не указывай: они для нас не Евангелие. Мы веру держим истинную, христианскую, а не греческую», — заявил Иван Грозный папскому дипломату.
На этом богословская часть аудиенции была завершена. Поссевин, поблагодарив царя за беседу, сказал еще несколько слов о вероучении, но со стороны Ивана IV комментариев не последовало. При отъезде Антония в Рим папского посланника провожали с таким же почетом, как и встречали. В качестве ответного шага был разрешен свободный приезд в Россию папским посланцам и венецианским купцам с их священниками, но без права проповеди и строительства церквей. Была отклонена и просьба Поссевина посылать русскую молодежь в римскую коллегию св. Афанасия на учебу.
Примечания